Все эти годы, спектакль остается в афише театра. С гастролями он объездил весь мир, можно представить какое впечатление на публику в Европе и Америке производит картина русского недуга.

Достоевский бичевал алкоголизм.

Гоголь не пил. Толстой в рот спиртного не брал. Чехов писал, что водку пьют только чеховские чиновники. Закладывал из русских классиков, пожалуй, только лишь господин Куприн, и не раз и не два хитрый издатель запирал Александра Ивановича в отдельный кабинет ресторации и не давал тому опохмелиться пока не будет написан рассказ. Пил еще Алексей Толстой, но как! Затем принимал холодный душ, пил крепчайшего цвета чай и, обмотав больную голову сырым полотенцем, брел на второй этаж в кабинет, где неумолимо отписывал свой барский оброк - 10 страниц теста на пишмашинке!  Титан!  Любой трезвенник позавидует такой монументальной пропаганде обуздания плоти.

Но уже к середине прошлого века отношение к алкоголю стало решительно меняться.

СССР  стал эпохой алкогольного культа в творческой среде.

Пожалуй, самым ярким знаком смены общественного сознания стал легендарный роман Венечки Ерофеева «Москва-Петушки», пьяные монологи героя, рецепты алкогольных коктейлей из краски и лака, философия пьянства были поданы автором как феерический протест против советского образа жизни и государственного устройства страны. Этот алкогольный памфлет превратил автора в легендарную фигуру нашего времени, для русских этот философ водки вполне сравним с фигурой легендарного Че Гевары.

Только пьяному открывается истина, утверждает романист.

Только разрушив себя можно исправить несовершенное общество.

Из этих тезисов сложилась своеобразная философия на закате советской эпохи. Рядом с Ерофеевым встал другой легендарный пьяница, художник Анатолий  Зверев.

В 1965 году в Париже состоялась выставка Зверева, единственная в его жизни выставка, на которую заглянул Пикассо и назвал его «лучшим русским рисовальщиком ХХ века».

Больше с ним ничего официального не случилось.

Эти дата стоит  египетским обелиском в косматом зверином лесу дремучей жизни художника. Кругом бурелом, чащобы, крики совы по ночам, ревы медведей...

Всю оставшуюся жизнь Зверев провел диким вепрем в столице, без дома, без семьи, в бесконечном запое, где его творчество было сродни пожару лесного торфяника - огонь то тлел, то вдруг ярко вспыхивал прыгая по макушкам сосен, озаряя небо, то снова гас. Он рисовал, чтобы жить (то есть пить), огрызками карандашей, вилками, кусочками свеклы, даже пальцами малевал по бумаге или картону... все написанное тут же шло в уплату за стол.

Под конец жизни гений имел вид синюшного бомжа, оплывшей человеческой глыбы... Зевс. Опившийся исполин на берегу моря, тушу которого заливает волна прибоя, а во рту бродят чайки, выклевывая останки пищи. Великан храпит.                           

Книга Павла Крусанова, которая послужила поводом к нашему разговору,  продолжает линию Венечки Ерофеева. Здесь помещены произведения, где представлены разные грани пьянства: «Сентиментальная прогулка вдоль реки Мойки» Евг. Звягина описывает опьянение как мистическое путешествие к исключительному, «Волшебная страна» Максима Белозера - цепь пьяных анекдотов, «Максим и Федор» Владимира Шинкарева гипперреалистическое описание запоя. Кстати, Шинкарев один из основателей пародийного движения питерских художников «Митьки». Одна из линий «митьков» пропагандистское отношение к пиву и рыбным закускам. Они даже создали направление в живописи: алкарт.

Короче, трезвенники остались в меньшинстве.

Российская творческая элита продолжает опасно раскачивать русскую лодку и без того набитую алкоголиками.
Еще и еще раз повторим: Алкоголь относится к наркотическим ядам. При остром опьянении алкоголь, быстро всасываясь из желудка и поступая в кровь, действует, прежде всего, на нервные клетки головного мозга. (Цель ясна - убить свое Я). Отравленные клетки приводят в первую очередь к нарушению самоконтроля.

Начало того же Зверева (и Венедикта Ерофеева) было абсолютно блистательно. Его линия завораживает. Карандаш исполнен силой гравюры. Он обещал быть Рембрандтом! Как великий голландец он превращал в дивную роскошь парчи все, на что падает взгляд... Сосны за линией крыш, попутчики в электричке, чайник на столе, портрет подружки, натюрморт с куском хлеба, милиционер, звери в зверинце - все исполнено с такой волшебной грацией, от которой буквально дух захватывает. Все даты побед лепятся вокруг начала 60-х годов. Он только-только пустился в вакхический заплыв в сторону смерти. Он еще писал запоем сотни работ без запоя. Рука пока не дрожит. Мозг  еще справляется с алкоголем.

Его гений абсолютен. Но! к 80-м годам  его красота гибнет прямо на наших глазах. Сказать ли? Эти катастрофы производят даже вдохновенное впечатление. В них есть сладость замаха и горечь поражения. Создается впечатление, что Зверев бурно отмахивается от призвания! Отстаньте от меня! Отвяжитесь! Нате! Вот! Подавитесь!
Гений всеми силами души отвертывается от Божьего дара.

Одним словом, алкоголь не может быть прочным базисом творчества. Он слишком легко идет навстречу свободе. Усилия раскрепощения ничем не оплачены и цена их мелка: 2 рубля 70 коп. (цена поллитровки в старых ценах). Все попытки черпать свободу столь легким способом  тщетны. Гений, как монах столпник. должен стоять на камне хотя бы двадцать пять лет. Молча. И тогда медведь выйдет из чащи лизать твою руку. Только внутри страстного молчания ты можешь обрести свободу кричать на весь мир.

Алкоголь лишь болтает.                         

Однажды  Зверев написал такие вот стихи:

Но рюмка близь поллитры
теплит мечту о том, что стоном
Вдруг с палитры сорвется нужный тон...

Не вышло. 

Хотя  рифма поллитры и палитры сама по себе замечательная.    

                 
Схожим кошмаром стал и конец Ерофеева, алкоголь сжег ему горло, писатель мог говорить только через японский синтезатор речи страшным жужжащим голосом насекомого.

И последнее.

Среди планов Достоевского был замысел романа «Пьяненькие», писатель его так и не написал, зато этот роман, увы,  пишут наши современники.  

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции