Что же это за люди? Каково их моральное право, высота ответственности перед Богом и людьми и перед самим  искусством? Вопрос изначально не предполагающий исчерпывающего ответа. Но есть редкостные примеры столь праведного служения истине в искусстве, когда кажется, что через слово искусствоведа или писателя об искусстве  (в нашем герое это органически сочеталось) говорит само искусство, сама история  и говорит чистую правду, не отвергая нашего права  думать и чувствовать иначе, судить по-своему. Н.А. Дмитриева из тех немногих искусствоведов, писателей и мыслителей об искусстве, устами которых говорило с людьми  само искусство, не отпугивая и не  презирая их.

Я не раз встречал Нину Александровну Дмитриеву в залах художественных выставок. И всё же представляю её за ежедневной пишущей машинкой  в окружении её героев (мысленно) - персонажей исторической художественной жизни. И не она оглядывает их - они всматриваются в неё. Александр Иванов и Ван Гог, Врубель и Пикассо,  Данте и Чехов, обретают себя, свое единство в единстве личности их исследователя и поэта...

В одной из книг Дмитриевой («Изображение и слово») читаем; «Живопись помножает объективную красоту на свою собственную».

Может ли писатель об искусстве нечто прибавить к красоте самого искусства? Иногда может.  Нина Александровна Дмитриева - тому пример.

Кого-то из дорогих нам людей мы представляем навсегда молодыми. Кого-то запоминаем в преклонном возрасте или глубокой старости.

Дмитриева будто растворилась в истории искусства, где нет возраста.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции