Выставку Эрика Булатова можно вполне сравнить с явлением Уорхола. Надо сказать по секрету, что  Третьяковка обычно не устраивает персональных экспозиций живущим мастерам, обычно лавры масштабной выставки украшают память художника.

Булатова Третьяковка увенчала при жизни.

Сам мастер прилетел на открытие в Москву из Парижа, где живет уже долгие годы.

Свою ретроспекцию Булатов назвал энергично и просто «Вот!».

Вот я.

Вот вам.

Вот вам мое «вот»!

Здесь собраны картины Булатова из 29 (!) домашних собраний. Всего  представлено 150 картин мастера, плюс его рисунки. Кроме личных коллекций экспозицию в Москве поддержали запасники Центра Жоржа Помпиду, музея Людвига, музея Зиммерли и др.

Увы, в собрании самой Третьяковки имеется всего лишь одна единственная картина Булатова, написанная  в 1965 году и купленная галереей два года назад.

Бывший подпольщик андеграунда Булатов крайне необычный художник, его интересует исключительно пространство картины, куда он продвигается с помощью, например, плакатных букв. Буквы, слова, слоганы, лозунги придают его произведениям исключительную энергию вербальной атаки на пространство российской действительности. Он устроил обручение  коммунистического плаката с реальностью. Скажем, герб СССР вместо заходящего солнца или маршальский шеврон от брючины, наклеенный на холст вместо линии горизонта. Работая с этими объектами, Булатов добивается от зрителя активной реакции - ты против силы втягиваешься в полотно, ты - соавтор творческого акта, и вместе с мастером взрываешь махровый сталинский стиль.

Как ни странно, для решения столь авангардных визуальных задач русский авангардист опирается на опыт старых мастеров. И давно. Первый его кумир - Леонардо да Винчи. Так переехав в Париж, Булатов провел долгие часы перед «Джокондой» («для меня смотреть живопись это работа, устаю страшно») изучая, как Леонардо работал с пространством. Кстати, лучший анализ Джоконды принадлежит именно Булатову. Он сверхтонко объяснил феномен улыбки Моны  Лизы - «она не улыбается, а вот-вот улыбнется», и разобрался в эффекте оживающего портрета, который у Леонардо искусно расслаивается на две части - «падающий фон и взлетающее лицо».

Короче, Булатов не столько дитя советского протеста, сколько сын Ренессанса. Джоконда, (а не компартия) вскормила его собственной грудью.

Отдадим должное устроителям выставки:  Третьяковка  почувствовала в мастере эпатажа  родственную душу, дух художника-традиционалиста, который стоит на коленях перед тайной.

Мнение автора может не совпадать с позицией реда