Яркий контраст на этом фоне являли чувства и мысли купца Третьякова.

Так, отправляясь четыре года спустя в свою первую загранпоездку, Павел Михайлович оставил на всякий случай завещание и написал: «Капитал же сто пятьдесят тысяч рублей серебром я завещаю на устройство в Москве художественного музеума или общественной картинной галереи. Для меня, истинно и пламенно любящего живопись, не может быть лучшего желания, как положить начало общественного, всем доступного хранилища изящных искусств, приносящего многим пользу, всем удовольствие».

В этом удивительном завещании, еще молодого человека, удивляет зрелость гражданина и чистота нравственного чувства. Из этого порыва истины и пламени и родилось, в конце концов, легендарное собрание русской живописи, которое насчитывало в год смерти великого коллекционера около двух тысяч произведений искусства. И каких! Шедевры С. Щедрина, В.Перова, В.Тропинина и А.Венецианова, Ф.Васильева, гениальный пейзаж А.Саврасова «Грачи прилетели», полотна И.Репина, В.Сурикова,  А.Куинджи, В.Поленова... последней покупкой собирателя стал эскиз И. Левитана к картине «Над вечным покоем».

Практически все картины, сосредоточенные в собрании Третьякова, вошли в золотую сокровищницу русского искусства. Собиратель проявил истинный гений коллекционера и первоклассный вкус. Это сегодня шедевр Валентина Серова «Девушка, освещенная солнцем» вызывает безусловный восторг и восхищение публики, а Третьякову потребовалось мужество, чтобы купить непривычное полотно, отмеченное влиянием импрессионистов. Разгневанный реалист В.Маковский был так возмущен приобретением Третьякова, что воскликнул; «с каких это пор, Павел Михайлович, вы стали прививать вашей галерее сифилис?»

Третьяков был первым, кто купил картину никому неизвестного 18-летнего И.Левитана (причем вопреки мнению самого Репина).

А за Туркестанский цикл Верещагина Третьяков заплатил астрономическую сумму: 92 000 рублей.

Первое время картины хранились в доме коллекционера в Замоскворечье.

А после того, когда Третьяков подарил свою коллекцию Москве, усилиями древней столицы для великого собрания (по проекту В.Васнецова), там же в Замоскворечье в 1892 был построен дворцовый терем в духе ар-нуво.

Революция 1917 года и последующие 70 лет советской власти увеличили собрание Третьякова в разы; сюда, в Лаврушинский переулок были свезены национализированные сокровища, на той же волне перемещений в 1932 году в собрание Третьяковки поступил шедевр Александра Иванова  «Явление Христа народу»... К 1970 году собрание галереи насчитывало уже свыше 40 тысяч произведений искусства. Государственная Третьяковская галерея вошла в число ведущих и крупнейших музеев мира, встав в первый ряд наравне с парижским Лувром, ленинградским Эрмитажем, флорентийской  галереей Уффици, и мадридским музеем Прадо.

Столь внушительное количество экспонатов породило целый ряд серьезных проблем. Павел Третьяков собирал свою коллекцию примерно в одном ключе, это была панорама в первую очередь реалистической живописи, отмеченной психологизмом, мастерством и верностью натуре. В каком-то смысле это была видеорама русской империи, зафиксированная в ключе нравственной триады: православие, самодержавие, народность. Практически галерея была законченным грандиозным произведением искусства. Внезапное прибавление русского авангарда поколебало целостность собрания. Картины Врубеля, Сомова, Борисова-Мусатова, Петрова Водкина, не говоря о дерзких работах Малевича, Татлина, Ларионова, Поповой, Экстер выбивались из строя полотен собранных основателем галереи. Во многом живопись начала  ХХ века отрицала именно дух и стиль Третьяковки.

Затем к собранию присоединились полотна мастеров социалистического реализма. Целостность собрания была окончательно нарушена. Ведь сталинский ампир предпочитал изображать жизнь не такой, какой она есть, а такой, каковой она должна быть! И хотя в таком подходе была своя логика, на первый план выходила эволюция художественного сознания, все же сам собиратель такой широты бы не принял, счел бы ее эклектикой. И думаю, был бы прав. Третьяковка - законченное произведение одной художественной страсти. Живопись начала ХХ века и соцреализма было бы логичней разместить в рамках иных собраний.

С концом советской эпохи и возвращением России в капитализм проблемы собрания стали еще острей. Например, что делать с иконами? Церковь требовала вернуть святыни Рублева и Дионисия туда, где их законное место - в храмы, на опустевшие алтари. Музейщики возражали: икона - прежде всего произведение искусства, шедеврам иконописи не место в толпе молящихся.

Компромиссным решением стало создание при галерее домовой церкви Святителя Николая в Толмачах. «Троицу» Рублева отныне можно увидеть именно в храме, который был отреставрирован, освящен и открыт для верующих в 1989 году.

Новое время втянуло в орбиту галереи и вовсе скандальные произведения актуального искусства. Вот когда идея создания (и вычленения из экспозиции) музея современного искусства стала очевидной для всех. Недавний протест министра культуры (уже бывшего) против парижской экспозиции Третьяковской галереи с шокирующими работами группы «Синие носы» отчасти был спровоцирован тем, что собрание Третьяковки стало противоречить самой себе. Как соединить в одном этическом и эстетическом строю молитвенные полотна, хотя бы, Нестерова и остроумную издевку Олега Кулика над феноменом совокупления, стеклянной коровой, которую покрывает стеклянный бык? (по словам художника, его работу приобрела Третьяковка).

Ни Лувр, ни Прадо не прирастают современными произведениями.

Музею Рембрандта в Амстердаме логично приобрести неизвестный этюд Рембрандта, но невозможно украсить экспозицию шедевром Кандинского.

Павел Третьяков писал: «я желал бы собрать русскую школу, как она есть в последовательном ходе» казалось бы, в этих словах есть оправдание той тенденции безграничного увеличения экспозиции от древнерусского искусства  к художественным объектам XXI века, но уверен: столь безразмерного и главное противоречивого увеличения собрания он бы категорически не принял.

Юбилей прославленной галереи взывает к памятным строчкам из Достоевского: «Широк, ох, широк русский человек, слишком широк, надо бы сузить...».

 Мнение автора может не совпадать с позицией редакции